Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №1 за 1998 год
— Да, разумеется. Но я не думал об этом. Просто... ну, я просто не хотел с ним путаться, вот и все.
— А вы бы узнали его, если встретились снова?
— Я узнал его... — смутившись, Фолкнер умолк на полуслове. — Минуточку...
Он потер лоб ладонью, и вдруг глаза его расширились.
— Я видел его еще раз! Я узнал его. Тот самый.
— Итак, вы снова его видели. Когда?
— В палатке, когда лежал больной. Мне показалось, что старик протянул руки — скорее, даже лапы и коснулся моей головы с двух сторон, по бокам.
— Коснулся? По-настоящему, физически коснулся вас?
— Легонько. Очень ласково и только на мгновение. А потом я уснул.
— Вернемся к тропе, — с беспокойством заметил Уоррен. — Вы увидели туземца...
— Да мы уже разбирали это, — с горечью воскликнул Фолкнер.
— Давайте, давайте еще раз, — попросил Уоррен. — Вы говорите, что туземец прошел совсем близко от вас. То есть вы говорите, что он уступил вам дорогу и обошел кругом...
— Нет, — возразил Фолкнер, — вовсе я этого не говорил. Это я уступил ему дорогу.
— Мистер Варне, — заявил Уоррен, — дело в наложении рук. Лежащий на койке человек перекатил голову по подушке, обратив к Уоррену бескровное лицо.
— Да, наверное.
Люди никогда не принимали туземцев всерьез, не обращали на них внимания.
— Учтивость, — сказал Уоррен, — вот в чем разгадка. В учтивости и возложении рук.
Он вышел из палатки.
— Как он? — поинтересовался тот.
— Как остальные, — качнул головой Уоррен.
— Значит, нас осталось двое, — констатировал Фолкнер. — Двое из двадцати шести.
— Нет, — поправил его Уоррен, — только один. Вы.
— Но, сэр, вы совершенно... Уоррен отрицательно покачал головой.
— У меня болит голова. Начинает прошибать испарина. Колени подгибаются.
Он ухватился за клапан палатки, чтобы не горбиться, и закончил:
— У меня ни малейшего шанса. Я никому не уступал
дороги.
Клиффорд.Д.Саймак.
Перевел с английского Александр Филонов
Исторический розыск: Я русской крови не пролью...
Нашему соотечественнику, попавшему на православное кладбище в Хельсинки, приходится удивляться, почему жизни стольких офицеров Российского флота оборвались здесь в первые дни марта 1917 года...
Журнал «Вокруг света», рассказывая об обстоятельствах их гибели в начале Февральской революции, продолжает работу по увековечению памяти русских моряков, погибших на чужбине.
В стихотворении Пушкина «19 октября» — гимне лицейской дружбе — есть пронзительная строфа, посвященная Николаю Корсакову, умершему и похороненному в Италии. Поэта печалит, что
.................. дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашел привет унылый
Сын севера, бродя в краю чужом.
Ныне, когда «сын севера», россиянин, имеет возможность беспрепятственно «бродить в краю чужом», он в любой стране, зачастую даже в экзотической, с удивлением находит этот «привет унылый» в надгробьях русских. Чаще всего это — могилы людей, поставленных историей в необычные обстоятельства и навеки оставшихся вдали от своей родины — большой и малой.
На окраине Хельсинки есть небольшая православная церковь Ильи Пророка. Такие церкви строили русские эмигранты, вложив в них всю тоску по России. Внутри этой церкви слева от резного иконостаса, выполненного, кстати, Юрием Ильичом Репиным, сыном великого художника, на стене — четыре серебряные пластины, образующие крест.
Это — Морской Крест — памятник офицерам Российского флота, похороненным в Финляндии. На нем фамилии более ста человек. И для многих из них датой ухода из жизни стали первые дни марта 1917 года...
1/14/ марта 1917 года на кораблях Балтийского флота, стоящих в его главной базе — Гельсингфорсе, было объявлено о падении монархии в России и переходе власти к Временному правительству.
2/15/ марта, в день подписания отречения императора Николая II, российские газеты сообщили: «Свершилось. Великая Русская Революция произошла. Мгновенно, почти бескровно, проведенная гениально». Но уже на следующий день в Гельсингфорсе произошли события, перечеркнувшие это восторженное сообщение.
Вечером 3 марта во время ужина командующему Балтийским флотом вице-адмиралу А.И. Непенину доложили, что на линкорах 2-й бригады «Андрей Первозванный» и «Павел I» слышна ружейная стрельба и подняты красные флаги. Там началось избиение офицеров.
Первой жертвой на «Андрее Первозванном» стал вахтенный офицер лейтенант Г. А. Бубнов. Он отказался дать разрешение поднять на корабле красный флаг вместо андреевского, отказался выполнить требование матросов сдать вахту другому офицеру.
Разгневанной толпой Бубнов был поднят на штыки. Это послужило началом расправы с офицерами корабля. На трапе «Андрея Первозванного» был застрелен и сам начальник 2-й бригады линкоров контр-адмирал А. К. Небольсин.
Кровавые расправы происходили и на «Павле I». В эту ночь было убито 16 офицеров, причем некоторые — с особой жестокостью. Читая обо всем этом, невольно задаешься вопросом: почему дали себя убить вооруженные офицеры? Видимо, потому же, почему адмирал Непенин не отдал приказа подавить бунт военной силой.
«Я русской крови не пролью», — будто бы сказал он. Не созрели еще офицеры Российского флота, чтобы во время войны с неприятелем начать еще и войну с собственными матросами.
Самые смелые из них пытались уговорами прекратить кровопролитие. Но «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», начавшись, уже шел по своим законам и остановить его не было возможности.
Днем 4/17/ марта вооруженные матросы сняли командующего флотом и его флаг-офицера со штабного судна «Кречет» и под конвоем повели на митинг по случаю приезда в Гельсингфорс членов Временного правительства.
На выходе, в воротах военного порта, вице-адмирал Непенин был убит выстрелом в спину из толпы. Позднее эту «революционную заслугу» приписал себе бывший унтер-офицер береговой минной роты Петр Грудачев.
В «Анкете моряков-участников революции и Гражданской войны», хранящейся в Центральном военно-морском музее в Санкт-Петербурге, он подробно описал, как стрелял в спину командующего вместе с тремя другими матросами. Кроме адмирала, в этот день было убито еще семь офицеров.
На следующий день, 5/18/ марта, на территории военного порта в Свеаборге был убит командир порта генерал-лейтенант флота В. Н. Протопопов — и тоже выстрелом в спину. А заодно — и оказавшийся рядом поручик корпуса корабельных инженеров Л. Г. Кириллов.
В Российском государственном архиве военно-морского флота в Санкт-Петербурге удалось разыскать любопытный документ: «Список офицеров и чиновников, выбывших в связи с переворотом». По данным этого списка, в первые дни марта в Гельсингфорсе было убито 39 офицеров, ранено 6, без вести пропало 6. Четверо офицеров покончили с собой.
Расправы продолжались и позже, хотя уже не носили массового характера. Последней вспышкой насилия в период власти Временного правительства стал расстрел в августе 1917 года четырех молодых офицеров с линкора «Петропавловск», отказавшихся выполнить требование судового комитета (в свою очередь, выполнявшего требование Центрального комитета Балтийского флота — Центробалта) дать подписку о верности Временному правительству и неучастии в так называемом «корниловском мятеже». В августе же в Гангэ был утоплен командующий Подплавом Балтфлота контр-адмирал П. П. Владиславлсв.
Всего по архивным документам удалось установить 48 фамилий погибших. Еще 11 были взяты из списка, составленного для Морского креста-памятника Ильинской церкви в Хельсинки бывшим капитаном 2 ранга российского императорского флота Д. И. Дараганом.
Он чудом остался жив в «мартовские иды» 1917 года: сидел в одиночке Нюландской тюрьмы в Гельсингфорсе, когда открылось окошко и заглянувший в него матрос громко сказал своим спутникам: «Это наш старшой с «Андрея», он хороший, проходи дальше!» — так кто-то из команды «Андрея Первозванного» спас от расстрела своего бывшего старшего офицера, несмотря на то, что про него говорили, что он «жал» команду.
Среди погибших чинов Балтийского флота — три адмирала и генерал флота, офицеры флота, офицеры-механики, офицеры-кораблестроители, кондукторы, флотский врач (застреленный на улице) и капитан военного транспорта. Еще шла война, но Балтийский флот был обезглавлен и понес такие потери командного состава, которых не случалось ни в одном морском сражении русского флота.
Кто же виноват в гельсингфорсской трагедии? Убедительнее всего ответ на этот роковой вопрос дается в высказывании, которое приводит в своих воспоминаниях морской писатель Г. К. Граф, в то время служивший старшим офицером эскадренного миноносца «Новик». Это высказывание приписывалось одному из видных большевистских деятелей Шпицбергу: «Прошло два, три дня с начала переворота, а Балтийский флот, умело руководимый своим командующим, продолжал быть спокоен. Тогда пришлось для углубления революции, пока не поздно, отделить матросов от офицеров и вырыть между ними непроходимую пропасть ненависти и недоверия. Для этого-то и был убит адмирал Непенин и другие офицеры. Образовалась пропасть, офицеры уже смотрели на матросов как на убийц, а матросы боялись мести офицеров в случае реакции».
